Книга Повелитель теней. Том 1 [СИ] - А. Никл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она внимательно следила за реакцией белобрысой девчонки, выискивая болевые точки, и, когда их находила, без жалости била. Она использовала не только обычные психологические приёмы, но и ментальную магию. Настенька тяжело дышала и очень скоро начала всхлипывать. Лысая усилила напор, перейдя на грязные оскорбления, и Настенька глухо зарыдала, вскочила и бросилась к выходу. Но её братец не позволил — дёрнул плачущую девчонку назад, залепил ей пощёчину и проорал:
— Это проверка, дура! Включи мозги и сядь!
Лысая мгновенно переключилась на него:
— У вас на двоих одно полушарие мозга, да и то прогнившее. А ты хорошо готовился к поступлению, Андрюша? Много порно просмотрел? Какая у тебя любимая категория? Азиатки? Ты и сейчас только о них и думаешь, да? Ты всю свою жизнь, Андрюша, спустил в унитаз. Да тебя в Данже-нулёвке мгновенно сожрут. Таракан сожрёт, Андрюша! Так и сдохнешь девственником с мозолями на руках.
— Почему же девственником? Я тебя сперва трахну, старая сука! — прошипел белобрысый Андрей.
Лысая едва заметно улыбнулась и хмыкнула:
— Буду ждать, — она подплыла ко мне, попыталась ментально продавить. Не получилось. Я сохранял полное спокойствие, мысленно выстроив перед собой зеркальную стену. Она задумчиво постучала себя пальцем по губам и прошептала: — Наследник мёртвого Рода. Без страха и упрёка, полностью непоколебим. Ничего не боится. Всегда один, всегда предан. Мы вернёмся к этому разговору, когда тебе будет что терять, — она отвернулась от меня и внезапно обратилась к Марии: — Не дочь, не жена, не леди. Пустоцвет.
Мария окаменела и насупилась, но продолжения не последовало — Лысая поплыла дальше. Преподаватель весёлый и вступительные испытания интересные… Я задумался. Лысая не могла запомнить каждую реакцию каждого студента. Значит, либо в аудитории установлены камеры, либо рядом с нами сидят остальные преподаватели под куполом невидимости. Я уверен, что прямо в данный момент заполняются наши личные дела. У белобрысых двойнят явно стоят пометки «истеричка» и «склонность к насилию».
— Это розыгрыш? — тихо-тихо спросила Мария и прикусила нижнюю губу.
Она так сильно склонилась ко мне, что рыжие яркие пряди упали на моё лицо. Я заправил их ей за порозовевшеей ушко и ответил:
— Нас к чему-то подводят. Скорее всего, к следующему испытанию. Хотят посмотреть, как мы будем действовать в критической ситуации.
— Но зачем оскорблять?
— Это проще и быстрее всего… для проверки — я пожал плечами. — В бою мы не будем спокойны. Монстры, сражение не на жизнь, а на смерть… Как минимум, ты будешь волноваться. Как максимум — впадёшь в ужас. Но несмотря на эмоции, ты должна принимать верные решения, чтобы спасти свою шкуру и шкуры своих товарищей. Вот они и проверяют, к чему мы все склонны. Кто запаникует? Кто бросится геройствовать?
Мария кивнула:
— Как я сама не додумалась? Уже на следующей неделе нас отправят в Данжи. Первокурсников по одиночке никто не пустит, преподавателей на всех студентов не напасёшься. Из нас сформируют команды.
— Ты умная, — искренне похвалил я.
Лысая тем временем закончила издеваться над последним абитуриентом и неожиданно взмахнула обеими руками. Из её пальцев выстрелили неоново-голубые энергетические нити, каждая из них разделилась на пятнадцать, и эта паутина опутала всех ребят в аудитории, включая меня. Я на пробу ударил магией по нити, которая связала мне руки, и тут же получил отраженный урон.
— Нет-нет-нет, — цокнула языком Лысая. — Не дёргаться. Если попытаетесь вырваться — умрёте.
Глава 26
Лысая обвела взглядом всю аудиторию и чётким размеренным голосом произнесла:
— Вам нужно выполнить простые условия. Если вы, конечно, хотите выжить, — она выдержала театральную паузу и продолжила: — В конце каждой минуты я буду убивать одного человека. Не беспокойтесь, смерть будет быстрой и безболезненной.
Абитуриенты дружно загомонили. Возмущённые крики доносились со всех сторон:
— Что?
— Вы не посмеете!
— Да вы вообще знаете, из какого я Рода⁈
Лысая терпеливо дождалась, когда гомон стихнет, и щёлкнула пальцами. В ту же секунду худой парень в первом ряду вспыхнул адским пламенем и моментально сгорел дотла. На скамейке осталась только кучка пепла. В аудитории повисла мёртвая тишина, все ребята были в шоке.
— Пока вы возмущались, прошло три минуты. Но на первый раз я решила быть милосердной и убила лишь одного, — дружелюбно пояснила Лысая. — Так вот, об условиях…
— Мой отец прикончит вас! От вашей Академии и камня не останется! — провизжала испуганная до слёз девушка с татуировкой-надписью на шее. — Вам всем конец!
— Милочка, вы разве не читали бумаги, которые подписывали? — нарочито удивилась Лысая и усмехнулась. — Вы все подписали отказ от претензий. Академия не несёт ответственности за ваши жизни. Каким бы сильным ни был ваш Род, он не сможет вытребовать компенсацию. Что уж говорить о закрытии Академии! Кстати, пока мы с вами говорили, прошла ещё одна минута.
Она ткнула наугад пальцем в третий ряд, и парень с мелированными волосами, на которого пал выбор, загорелся, словно огромный костёр на Ивана Купалу. Лысая помолчала и выразительно изогнула правую бровь: мол, есть ещё желающие поболтать? Но в этот раз таких не нашлось, и она вернулась к объяснениям:
— До того как закончится минута, у вас есть шанс вызваться добровольцем. О-о-о-о, я вижу непонимание на ваших лицах. Я буквально слышу этот вопрос, хотя никто из вас не проронил ни слова. Почему я должен умирать за кого-то другого? Вдруг мне повезёт и я останусь жив? — Лысая отрицательно покачала головой. — Не останетесь. Мне нужно тридцать добровольцев. Как только тридцать человек пожертвуют собой ради других, все остальные будут спасены. Если же столько добровольцев не наберётся, то… умрут все. Один за одним. О, кстати, прошла ещё одна минута.
Она сожгла очередного абитуриента.
— Мамочка, — прошептала Мария, взяв меня за руку. — Мы умрём, да?
— В каком-то смысле, — я криво улыбнулся и тихо-тихо спросил: — Ты веришь мне?
— Да, — без толики сомнений ответила она.
— Тогда ты должна вызваться первым добровольцем. Сделаешь?
Мария заглянула мне в глаза, пристально всмотрелась, словно искала что-то важное в моём взгляде, и мгновение спустя решительно кивнула:
— Сделаю.
Лысая взлетела под потолок аудитории и громыхнула:
— Ну что? Кто-нибудь желает умереть?
Не успела Мария и рта открыть, как со своего места вскочил высокий и очень полный парень, которого я приметил чуть раньше. Выражение лица у него было наивным и немного глуповатым. Поднимая руку, он ни секунды не сомневался — прокричал громко и быстро, словно боялся, что его опередят:
— Я!
Все замерли. Наверное, ребята ждали какого-то чуда — например, Лысая скажет, что всё это было жестокой проверкой. Но она лишь кивнула и мгновенно испепелила толстяка. Начался отсчёт второй минуты, в конце которой добровольцем стала уже Мария — в этот раз её никто не опередил. Я хладнокровно наблюдал, как она сгорает и осыпается пеплом, и ещё минуту спустя вызвался третьим добровольцем. Лысая, кажется, даже самую малость удивилась — видимо, на других вступительных испытаниях абитуриенты жертвовать собой не спешили.
Я улыбнулся, чувствуя, как прохладные языки пламени лижут мою кожу. Огонь перекрывал обзор, и со стороны было незаметно, что меня полностью покрыла пространственная аномалия и перенесла в другое место. Если быть точнее — в большой богато украшенный зал. От одного края до другого тянулся длинный стол, который ломился от ароматной и аппетитной на вид еды. Несколько зон отдыха с мягкими диванами и креслами, телевизоры и невысокая сцена с трибуной.
Ко мне подскочила Мария, взволнованно воскликнув:
— Ты жив! — она крепко меня обняла, прижалась грудью к груди и, тут же смущённо отпрянув, спросила: — Как ты узнал?
— Ну как тебе сказать… — протянул я, почесав затылок.
* * *
Прошлая жизнь, кабинет начальника следственного комитета.
Андрей Геннадьевич был очень умным мужиком — в своём деле собаку съел. Он сталкивался с самыми разными преступлениями — от воровства в магазинах до убийств с особой жестокостью. Он всегда знал, в какой отдел отдать новое дело, и всегда безошибочно выбирал следака, которому это дело было бы по плечу. Но в тот день я застал Андрея Геннадьевича в глубокой задумчивости — он держал в руках заурядную серую папочку и тяжело на неё смотрел.
— Что случилось, Геннадьич? — спросил я, завалившись в кресло посетителя. Великий учитель
